Лучший способ отвлечься от терзающих тебя страхов – перейти на ужасы привычные, проверенные временем и оттого заставляющие сердце замирать, а ладони нервно потеть больше по привычке. От воспоминаний о сладкой жути первого с ними знакомства… Одним словом после разбирательств с полицией  Уилл позорно сбежал из Нью-Йорка от сумасшедшего поклонника. Не очень далеко. В штат Род-Айленд. И ненадолго – контракт требовал его присутствия, хоть и непостоянного. Он надеялся, что за неделю этого психа поймают. И корил себя, что раньше  не обратил должного внимания на письма то с клятвами в любви, то с проклятиями,  которые время от времени появлялись  на сайте от  некоего поклонника с ником Фортуна.
Уилл все же взял напрокат машину и проехал по побережью, останавливаясь в маленьких городках Новой Англии. Каждый из которых запросто мог быть прототипом Аркхэма, Данвича или Иннсмута. А по вечерам в очередном маленьком пансионе перечитывал Лавкрафта. И на второй неделе такого времяпрепровождения одновременно добрался до Провиденса и до мысли, что ему стоит самому подумать о собственной безопасности и обзавестись оружием. Благо, в Америке это сделать было намного проще, чем в Британии. И решив не откладывать дело в долгий ящик, для начала отправился полицию прямо там, где мысль оформилась окончательно. А именно – развернувшись во время своей прогулки по Провиденсу и не дойдя до небольшого частного музея Лавкрафта.
В местном отделении полиции разрешение оформить согласились после проверки его по своим базам. Заодно выяснили причину решения и даже одобрили.  Но потребовали принести от здешнего психиатра заключение, что он, Уильям Бертон, не сумасшедший и не псих, и не начнет вдруг палить в белый свет, как в монетку. Даже дали адрес клиники, где вела прием психиатр  Барбара Кренен.
Клинику Уилл отыскал быстро и попал удачно,  до конца приема оставалось еще три часа. В сущности, пустая формальность. В коридоре было пусто и он постучался в дверь. Затем открыл ее.
- Здравствуйте. Вы позволите? – вежливо спросил он блондинку типично арийской внешности, - Миз Кренен? Меня зовут Уильям  Бертон. Мне нужно получить ваше заключение для разрешения на личное оружие.

- О, извините. Конечно же, доктор.
Уильям держался  довольно скованно, пока входил в кабинет и устраивался на стуле для посетителей. Холодная улыбка Барбары Крёнен не располагала к фамильярности. Но стоило ему оглядеться, как он заметно  расслабился, а светлые глаза за отблескивающими стеклами очков в тонкой оправе оживились.
- Хорошая погода. Холодновато для середины июля, зато в самый раз для пеших прогулок, - отозвался чуть рассеянно, с вежливо  сдержанным интересом рассматривая убранство кабинета и статуэтки на столе психиатра.
Денек, в самом деле, неожиданно  выдался прохладным и ветреным, хоть и без дождя, так что Уильям еще с утра пораньше оделся в своей излюбленной манере капустного кочана: футболка, поверх нее рубашка в черно-бело-синюю клетку, а сверху еще и  ветровка серо-пыльного оттенка,  с большим капюшоном и вместительными карманами. Плюс неизменные джинсы и ботинки на толстой подошве. Плюс падающая на глаза челка и завивающиеся колечками на концах  длинные волосы. Одним словом, на британского аристократа он походил так же, как и на балерину.
.  - Вы поклонница  классики литературы ужасов и мистики, доктор Крёнен?  – Уилл заметил знакомые имена на обложках книг. Да и даже если бы не смог прочесть авторов на корешках солидных изданий, статуэтки, среди которых Уильям опознал знакомых с юности Ктулху, Йог-Согота и бесформенного не то Азатота, не то  Цатоггуа Говарда,   яснее ясного говорили о ее предпочтениях. Странноватый набор для душеведа, кого другого он мог бы и напугать, зато Уилл преисполнился  даже некоего родственного чувства к психиатру. Он сам был большим поклонником Лавкрафта. В конце концов, именно благодаря ему он стал писателем – первые напечатанные рассказы Бёртона были «фанфиками» по миру лавкрафтианы.

- Лестно, что в ваших глазах я выгляжу как человек, знающий значение слова «экзистенциальный». И прочих длинных слов тоже, - Уильям смотрел на психиатра чистым невинным взглядом человека, который в своих произведениях не чурается затрагивать философские проблемы, а с психическими болезнями познакомился по статьям в Интернете, собирая материал для очередной книги.
Он склонил голову набок, внимательно слушая  Барбару. Положим, насчет желания контролировать свою жизнь она угадала. Желание такое у Уильяма было, но именно с оружием оно никак не было связано. Кому другому Бертон немедленно озвучил бы только что пришедшую в голову мысль, что «желание контролировать свою жизнь во всем» и приобретение пистолета вместе равняются возможности закончить свою жизнь в один, выбранный момент. Но не психиатру.
- Не любовь к игрушкам. Я предпочитаю  игры и игрушки иного вида. Мне угрожали. Полиция ищет этого человека. Уверен, что найдет. Но на всякий случай я должен иметь возможность защитить себя. Хотя бы теоретически, - добавил он, подумав немного.
- И кстати, а что вы имели в виду под насущной потребностью? – вопрос прозвучал не без интереса.

- А что особенно жуткого в немецких психиатрах? – невольно заинтересовался Уильям и без того мысленно уже делавший себе пометки насчет различия страха и боязни и тут же припомнивший Зигмунда Фрейда и концлагеря Второй Мировой, где  садисты в белых халатах  ставили свои опыты на заключенных.  Так глубоко в психологию и психиатрию он не углублялся, а само слово «боязнь» всегда казалось ему детским и несерьезным. Звучало так, словно человек лишь  слегка чего-то боится. Не всерьез. Опасается.
Уилл потер кончик носа. 
- Я писатель. Мои книги…  они нечто среднее между литературой ужасов, фэнтези, мистикой и мэйнстримом. Я пишу об обычных, ничем не примечательных людях, с которыми происходят странные, жуткие и прекрасные  события.  И в одном романе эти события происходят в сознании героя,  постепенно сводя его с ума. У него меняется восприятие мира. Меняются сами понятия о нем. Он любит девушку, он преследует ее, изводится ревностью и делает ей подарки. Сначала мертвые цветы. Потом выпотрошенную кошку в коробке, засыпанную свежими лилиями, - он снова начал заметно нервничать и потому болтал без остановки, вместо того, чтобы конкретно ответить на вопрос.
- Я люблю внимание. Чтобы не говорили мои коллеги о том, как утомляет, когда тебя узнают на улице и просят автограф – они лукавят. Мне до сих пор это не надоело. Мне нравится, когда меня узнают. Нравится, когда мои книги покупают и читают. Без читательской любви и внимания я захирею, - он обезоруживающе улыбнулся. Нет, он не намекал и не требовал от Барбары признания и восторгов. Может быть, она читала его книги, а может быть, и нет. Да и место было неподходящее. Беседа с психиатром – момент почти такой же интимный, как… досмотр в аэропорту, например. «Пожалуйста, пройдите в комнату для личного досмотра… одевайтесь… кстати, можно ваш автограф?».
- И до сих пор среди моих поклонников мне встречались вполне приятные люди. Но появился один… Сначала это были письма на моем сайте, где признания в любви ко мне и моим книгам чередовались с невнятными угрозами. Было неприятно их читать, но я не принял их всерьез. Даже посмеялся – какая же знаменитость без сумасшедшего поклонника. Потом мне несколько раз подбрасывали письма примерно такого же содержания, но из слов, вырезанных из газет. А две недели назад мне в номер отеля в Нью-Йорке доставили посылку: выпотрошенный трупик кошки и лилии, - Уилл передернул плечами, снова переживая то жуткое утро.
- Я сообщил в полицию. Они ищут этого психа. А я испугался, - откровенно признался Бертон, - В романе герой убил свою любимую вскоре после того, как принес ей такой же «подарок». Я хочу иметь возможность защитить себя.